Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя несколько дней, в августе 1757 года, Франклин начал встречаться с хозяевами колоний Томасом Пенном и его братом Ричардом. Он уже был знаком с Томасом, который некоторое время жил в Филадельфии и даже печатал экслибрисы в типографии Франклина (при этом конторские книги указывают, что Томас Пенн не уплатил ни по одному счету). Поначалу встречи были радушными; обе стороны заявили о своем желании разумного сотрудничества. Но позже Франклин заметил: «Я полагаю, у каждой стороны имелись свои представления о том, что понимается под словом „разумность“»[211].
Пенны попросили подать запрос от Ассамблеи в письменной форме, что Франклин сделал в течение двух дней. Назвав документ «Основные положения о прошениях», Франклин в данной дипломатической ноте требовал, чтобы назначенному губернатору предоставили «в пользование лучшие из полномочий», и характеризовал требование хозяев колоний быть освобожденными от налогов, благодаря которым осуществлялась защита их земель, «несправедливым и жестоким». Но даже более провокационным, чем содержание документа, оказался неформальный стиль, использованный Франклином; он не адресовал бумагу лично Пеннам, а также не использовал учтивое обращение «Истинные и абсолютные собственники».
Оскорбленные пренебрежением, Пенны уведомили Франклина, что в дальнейшем ему следует иметь дело только с их юристом Фердинандом Джоном Парисом. Франклин отказался. Он посчитал Париса «гордецом и злым человеком», который испытывал к нему «смертельную ненависть». Тупик сыграл на руку хозяевам колоний; целый год они не давали никакого ответа, ожидая правовых норм от юристов правительства[212].
В январе 1758 года, во время недружественной встречи с Томасом Пенном, Франклина покинули его знаменитые спокойствие и обаяние. На повестке дня стояло право Пеннов запрещать выбор уполномоченных для переговоров с индейцами от лица Ассамблеи. Но Франклин использовал эту встречу, чтобы выдвинуть более обширные требования, предлагая уравнять власть Ассамблеи в Пенсильвании с властью парламента в Британии. Он настаивал, что легендарный отец Пенна, Уильям Пенн, безоговорочно наделил такими правами Ассамблею Пенсильвании в своей «Хартии привилегий» 1701 года, выданной жителям колонии.
Томас ответил, что королевская хартия, полученная его отцом, не давала ему прав делать такого рода подарки. «Если мой отец наделил вас привилегиями, полномочий на которые монархия ему не давала, — заявил Пенн, — вы ничего не можете требовать в соответствии с ними».
Франклин отвечал: «Если ваш отец не имел права давать привилегии, которыми он обманным путем наделил нас и которые опубликовал по всей Европе как действительные, тогда людей, приехавших с целью поселиться в провинции… ввели в заблуждение, обманули и предали».
«Королевская хартия ни для кого не была секретом, — отвечал Пенн. — Если кто-то впал в заблуждение, то это случилось только по его собственной вине».
Франклин был не совсем корректен. В хартии Уильяма Пенна 1701 года, по сути, объявлялось, что Ассамблея Пенсильвании наделена «властью и привилегиями ассамблеи в соответствии с правами свободно рожденных подданных Англии, типичными для ассамблеи в любой из королевских колоний Америки». По этой причине данную хартию можно было трактовать по-разному. Тем не менее Франклин пришел в ярость. Если верить живому описанию перепалки, составленному для Ассамблеи спикером Айзеком Норрисом, Франклин использовал слова, которые позже, после огласки письма, уничтожили все его шансы стать эффективным лоббистом. «[Пенн говорил] пафосно, насмешливо, с пренебрежением, как может говорить только низкий плут, выслушивая, как покупатель жалуется, что тот продал ему лошадь обманным путем. Я был поражен, увидев, насколько бесчестно он отступил от доброго имени своего отца, и в тот момент почувствовал к нему более сильное и всеобъемлющее презрение, чем когда-либо прежде испытывал к человеческому существу».
Франклин почувствовал, как жар подступает к лицу, а раздражительность нарастает. Поэтому, соблюдая осторожность, постарался не говорить о том, что могло выдать его эмоции. «Я дал только один ответ, — вспоминал он, — сказав, что среди бедных людей не было юристов и, доверяя его отцу, они не посчитали нужным проконсультироваться у такового»[213].
Встреча, исполненная яда, стала поворотным пунктом в миссии Франклина. Пенн отказался от каких-либо дальнейших личных переговоров, дав Франклину характеристику «злобного варвара» и объявив, что «с этого момента я ни под каким предлогом не буду вести с ним переговоры». Впоследствии, когда бы они ни столкнулись, по словам Франклина, «на его гнусном лице появлялась странная смесь ненависти, гнева, страха и досады».
Более не руководствуясь свойственной ему практичностью, Франклин начал изливать злость в посланиях единомышленникам, оставшимся дома, в Пенсильвании. «Мое терпение относительно хозяев колонии еще не совсем, но почти полностью иссякло», — писал он Джозефу Галлоуэю, единомышленнику в Пенсильвании. Он также готовился вместе со своим сыном опубликовать историю пенсильванских дискуссий, «в которой хозяева будут выставлены на посмешище, как того и заслуживают, чтобы гнить и издавать зловоние на виду своих потомков»[214].
После этого Франклин больше не мог действовать как представитель, по крайней мере на тот момент. Тем не менее он все еще имел возможность поставлять информацию друзьям в Филадельфии, к примеру опережающие сведения о планах Пеннов уволить губернатора Уильяма Денни, нарушившего свои предписания компромиссом, согласно которому владения хозяев колоний облагались налогом. «Предполагалось сохранить это в секрете от меня, — писал он Деборе, а затем в духе Бедного Ричарда прибавлял с усмешкой: — Потому и ты, будь любезна, сохрани эту новость в тайне, обязав поступить таким же образом всех своих друзей».
Только в подростковые годы он настолько успешно использовал прессу для проведения пропагандистских кампаний. Публикуя анонимные статьи в лондонской газете Страхана Chronicle, он открыто осуждал действия Пеннов, обвиняя их в нанесении вреда интересам Британии. Письмо Уильяма Франклина, которое, безусловно, было продиктовано его отцом, содержало более личные нападки на Пеннов; в дальнейшем оно было перепечатано в книге об истории Пенсильвании, в составлении которой участвовал Франклин[215].